Олард Диксон

КИТАЙСКИЙ ШАР

Соленая рыба и золотистый осетровый жир в берестяных туесах издавали специфические ароматы, их так и не унесли на камбуз, как было велено. Обстановка в каюте совсем не располагала к размышлениям над путевыми «записками», и Эверт Избрант Идес, голландский купец, направленный для ведения переговоров об установлении торговых отношений между Россией и Китаем, раздраженный вышел на палубу корабля, на ходу застегивая на все пуговицы дорогой камзол модного европейского кроя.

Лето было на исходе, и ветер на Оби усиливался с каждым днем, что не могло ни радовать капитана, собиравшегося через пару дней покинуть Нарым[1] и отправиться в Кетск. Нарым представлял собой военно-административный центр, возникший на месте острога, построенного сургутским атаманом Тугариным после победы над остяками[2] Пегой Орды. С самого начала существования Нарым был местом поселения ссыльных – восставших крестьян, «литвинов» и других неугодных властям лиц, из которых отбирались служилые люди и ремесленники. К 1692 году таких набралось около ста человек, в том числе десяток новообращенных из числа остяков.

Идес попал в Московию еще семнадцатилетним юношей и через несколько лет, благодаря своим незаурядным успехам в предпринимательстве, уже был вхож в дома самых богатых и уважаемых людей. Поэтому челобитная, поданная на имя государей Ивана и Петра Алексеевичей, с просьбой включить его кандидатуру в состав Русского посольства в Китай (1692 – 1695) была рассмотрена положительно.

Торговцы у остяков. С гравюры XVIII в.

Облокотившись на планширь фальшборта верхней палубы, Идес в задумчивости раскурил свою изящно изогнутую трубку с белой глиняной чашечкой и выдохнул в сторону берега густые клубы ароматного дыма. Да, поговорить образованному человеку в Нарыме, собственно, было не с кем, разве что с остяцким князьком Курзой Муганаком для пополнения сведений о жизни сибирских татар.

Владения Курзы охватывали несколько сотен хижин из лубяной коры, с которых он собирал дань для последующей передачи воеводам Его царского величества. Еще днем он явился на судно со всей своей княжеской свитой и четырьмя женами, увешанными до пояса разноцветными стеклянными бусами. В знак почтения Курза принес съестные припасы и, уже съехав на берег, тут же вернулся с приглашением посетить его жилище. Несмотря на полное отсутствие желания отобедать аборигенной едой, Идес из вежливости принял предложение и наказал лакею Яшке прихватить табак и водку для князя и его жен. В качестве подарка он и получил от женщин ту соленую рыбу и жир, что до сих пор стояли в туесах и сильно пахли тиной.

Остяцкий князь с женами. Старинная гравюра.

Курза был очень рад визиту голландского купца и всячески заискивал перед ним, суетясь у плетеных сундуков с постелями из стружек и предлагая отведать то одно, то другое. Когда же принесли табак, он тут же предложил Избранту Идесу совместное «табакопитие», к чему охотно подключились и женщины, сидевшие на своей половине избы чуть поодаль, у раскачивающихся под потолком люлек с совершенно раздетыми детьми. Хозяин поспешно извлек из своего расшитого бисером кисета канцан – небольшую самодельную каменную трубку с деревянным мундштуком, вложил в чашечку табак из собственных запасов и протянул дорогому гостью как символ дружбы и уважения. Идесу ничего не оставалось делать, как отдать князю свою.

Табак Курзы был очень горьким и крепким, от чего Идес закашлялся, передавая трубку обратно после первой затяжки.

– Китайский сар, очень хоросо! – Курза открыл кисет и показал скрученные древесные на вид волокна, не уступающие по тонкости человеческому волосу.

– Это табак? – удивился Идес.

– Да, да, сар, – закивал головой Курза. – Что, не нравится? Есть чопи, нас табак. Мы же раньсе стали курить, чем русские. Разумные были, однако, посадили, сам растет…

Курза наклонил медный котел, висевший на цепи посреди избы, прямо с края набрал в рот воды и жадно затянулся из трубки гостя. Послышалось громкое бульканье, после чего остяцкий князь впал на некоторое время в странное оцепенение.

– Хоросо, – наконец сказал он, возвращая трубку. – Англицкий табак, очень вкусно кусать.

Идес не стал возражать, наблюдая за происходящим.

Каменная трубка Курзы ушла на женскую половину, где разыгрывалось свое действие. В начале «пила дым» старшая княжеская жена, так же набрав в рот воды, но из небольшого ковшика, сшитого из бересты. Младшая жена, совсем юная и особо украшенная бусами и подвесками, замыкала круг. Сделав по единственной, но очень продолжительной затяжке, женщины одна за другой откидывались на сундуки. Младшую била крупная дрожь, как будто с ней неожиданно случился приступ какой-то болезни. Случайно она зацепила люльку, от чего ребенок проснулся и заплакал. Одна из женщин, очнувшись от небытия, сунула ему в рот курительную трубку, которую малыш стал причмокивая сосать, явно наслаждаясь табачным дымом, а потом предложила свою грудь. Курза не обратил на это ни малейшего внимания, видно дело это было для него привычным зрелищем.

Вспоминая это, Идес брезгливо поморщился и, слегка стукнув краем чашечки о планширь для выбивания из трубки золы, спустился по трапу вниз, чтобы описать все то, чему он стал свидетелем. Рыбу наконец-то убрали, хотя в каюте все еще висел тяжелый соленый запах. Выдвинув фитиль в фонаре для увеличения света и починив ножом перо, Идес склонился над своей рукописью «Записок о Русском посольстве в Китай»:

«Для курения табака (к чему они все, как мужчины, так и женщины, очень склонны) пользуются вместо трубок каменным сосудом, куда они втыкают специально сделанный для этого чубук. Набрав немного воды в рот, они могут в два или три вдоха выкурить целую трубку. Дым они вдыхают в себя и потом падают на землю и лежат по полчаса без сознания, как мертвые, с закатившимися глазами и дрожью в руках и ногах. На губах у них появляется пена, кажется, что у них припадок падучей, и совсем незаметно, куда девается дым».

Обдорские остяки с курительными трубками. Хромолитография, 1862 год.

Обмакнув кончик пера в чернильницу, Идес продолжил, вспомнив о том, что ему говорили об этом другие купцы, побывавшие у инородцев:

«От такого способа курения многие из них гибнут, так как если они находятся в воде или в поездке или сидят у огня, то некоторые из этих завзятых курильщиков падают в воду и тонут или попадают в огонь и сгорают. Те из них, кто, вдохнув дым, выдыхают его через рот, отделываются дешевле, чем люди более слабого сложения, которые иногда задыхаются, втянув в себя дым».

На палубе пробили склянки[3], отмечая время ночной вахты, но купец не торопился спать, полностью погрузившись в описание земель сибирских и странных обычаев их жителей.

Табак.

► 12 октября 1492 на острове Гуанахани[4], месте первой высадки Христофора Колумба, европейцы впервые знакомятся с табаком, получив от индейцев в качестве символа гостеприимства табачные листья – petun (слово «табак» происходит из языка арияков – tabacos, где оно означает способ курения листьев через сигару или трубку). С этого начинается стремительное распространение табака по всему миру. В 1519 году табак вида Nicotiana tabacum завозят в Испанию с полуострова Юкатан, как лекарственное средство, а вид Nicotiana rustica – в Португалию из Флориды, для курения и других нужд.

В 1560 году французский посол в Испании Жан Вильман Нико подтверждает целебные свойства табачных листьев и посылает их королеве Екатерине Медичи для избавления от мигрени. В его честь ботаник Карл Линней называет весь род растения – Nicotiana, хотя первооткрывателем его свойств считается францисканский монах Андре Тевет, который привез из экспедиции Вилленганзона семена этого растения и начал его культивирование. Менее чем через 100 лет после первого знакомства мода на курение и нюхание размельченных табачных листьев охватывает всю Европу, несмотря на неодобрение со стороны католической церкви, повлекшее за собой запрещение употребления и гонение на курильщиков. В середине XVII века выходят официальные буллы против табака, выпущенные римскими папами Урбаном VIII и Иннокентием X. Английский король Яков I издает особый указ – Misocapnos, направленный против табака, «травы отвратительной с виду, с отталкивающим запахом, опасной для  здоровья, вредной для мозга, испарения которой, скорее всего, исходят из адского логова».

Французский посол в Испании Жан Вильям Нико.

Английская табачная плантация в Новом Свете.

В 1580 году голландские и английские купцы привозят табачные листья в Москву для подношения царю Ивану Грозному. В следующем столетии курение табака распространяется на всю Московию: «Во многих местах учали жить прохожие и приезжие люди, и живучи вином и табаком торгуют, и чиниться зернь и блядня и от того на Москве и по дорогам учали быть татьбы и разбое и смертные убийства».

В 1634 году царь Михаил Федорович под страхом смертной казни запретил ввоз, продажу и употребление табака: «Каждого у кого будет найден табак, мучить до тех пор, пока не выдаст имя человека, давшего оной». Вскоре, оценив выгоду, царь поправил свой указ, разрешив продажу табака «от казны». Через 10 лет табак в России вновь становится нелегальным согласно Уложению царя Алексея Михайловича, который повелел курильщиков бить батогами, вырывать у них ноздри и ссылать на поселение в Сибирь. Политика по отношению к табаку смягчается только к концу XVII века, а в 1697 году Петр I отменяет запрет на торговлю табаком и предоставляет исключительное право на это английским табачным производителем.

Курение в Европе. Почтовые карточки начала XX века.

Во времена тотального запрета на табак в Московии, в Сибири, плохо контролируемой властями, курение фактически не преследовалось. Сюда табак доставлялся контрабандой бухарскими купцами из Китая, где он считался полезным и элитным продуктом. В Юго-Восточной Азии обычай курить трубку устанавливается не позже второй половины XVI века, почти сразу после Европы благодаря торговым операциям португальских купцов, которые изначально привезли его в Японию в дар полководцу Тоёме Хидэёси. С войсками Хидэёси табак попадает в Корею, оттуда – в Маньчжурию, потом его узнают на Филиппинах, Тайване и в Китае.

Курильшик. Фреска. Фото автора. Северный Таиланд.

Кутагава Утамаро. Беседа. Японская гравюра. Эрмитаж.

Влюбленная пара курит табак. Фреска. Фото автора. Северный Таиланд.

В Тибете и Индии против курения табака выступали многие лидеры буддизма, считая его одной из причин страданий, войн и ранней смерти. В книге «Яркий Светоч Предсказаний» на вопрос Йеше Цогьял и Вайрочаны о табаке гуру Падмасамбхава[5] отвечает так:

«Из-за проклятия Мары появился на свет и был растерт в порошок ядовитый шар. Он был развеян ветром во всех направлениях. Из этого семени выросло множество растений. Некоторые люди превращали их в порошок и втягивали его, некоторые жевали его и некоторые – курили.

Несомненно, что уничтожение в Индии буддизма индуистами было вызвано этим растением. Король Дхармы[6] Тибета Трисонг Децен жил недолго, и линия его преемственности была прервана из-за распространения в Тибете табака.
Это растение привело к уничтожению Тибета монголами и китайцами. Этому растению мы обязаны существованием войн, эпидемий, голода, ураганов, морозов и неурожаев. Из-за этого растения недолгой становится жизнь великих держателей Учения Будды.

Мощь шести королей Мары сосредоточена в этом дурном растении, и это главная причина уничтожения буддизма. Король Мара и его свита входят в любого, кто принимает это растение. Они подчиняют себе его тело, речь и ум. Поэтому даже практикующие Дхарму всегда будут вести себя вопреки Дхарме.

Дым этого растения поднимется в небо, введя в заблуждение небесных божеств, и будут побеспокоены пребывающие на небе охранители. Из-за сплевывания на землю табака будут встревожены наги и восемь классов охранителей, что повлечет для всех существ ужасные последствия. От одного только соприкосновения с табаком во всем мире наступит хаос. Боги на небе, наги под землей и пребывающие между небом и землей существа – все будут находиться в состоянии войны из-за табака, и мир будет раздроблен. Даже из-за вдыхания принесенного ветром запаха табака жизнь великих учителей сократится на один год. Сила табака может мгновенно уничтожить накопление заслуг и добродетели многих поколений. Корень заслуг будет нарушен, поэтому мои будущие последователи должны этого избегать».

Этнограф Максим Сергеевич Синицын, долгое время проработавший в Заполярье на побережье Ямала, Таза, Гыданского полуострова, отодвинул печатную машинку и бережно разложил на зеленом сукне стола свои раритеты: ненецкий нож с ручкой из бивня мамонта и ножнах из наборных медных полос, нарезанных из тазика; сверлильный прибор, легко превращающийся в случае необходимости в приспособление для добывания огня; скребок для обработки шкур; зарубочный календарь; маленькие нарты для духов; предсказательный волчок – сюрна^,; небесную стрелу Хэхэ-мунг – кристалл кварца; принадлежности для курения и другие предметы архаичного ненецкого быта. Все это было очень дорого для старого человека, отражало кусочки той жизни, тех событий, что случились давно, но воспринимались так близко, как будто имели место вчера. Максим Сергеевич прикасался то к одной вещи, то к другой, вдыхал их прокопченный запах, гладил кончиками пальцев изъеденные временем бока, сточенные грани, обломанные вершины и вспоминал.

Вот, летом 1944 года он, шестнадцатилетний подросток, в составе Карской научно-промысловой ихтиологической экспедиции, с оленьим караваном – аргишем пересекает полуостров Ямал: от Сё-Яхи на восточном побережье до Морды-Яхи – на западном. С наступлением холодов каслает[7] на юг до Северного Урала. После войны работает метеорологом на полярных станциях островов Вайгач, Диксон, Белый.

Аргиш – олений караван. Фото С.М. Чехова. Ямал, 1944 г. Из архива М.С. Синицына

Максим Синицын на острове Белый, 1950 год. Архив автора.

Особенно остро вставали картины зимовки на ныне не существующей станции запретного острова Вайгач 1948-49 годов, где Максим заразился туберкулезом, записывая в доме открытого им ненецкого сказителя Нёлёко – Ивана Васильевича Вылки тексты древних мифов о битвах богатырей, происхождении родов, шаманской силе, которые, спустя более полувека, так и не опубликовали, а это около 500 страниц эпоса! В семье сказителя три человека были поражены туберкулезом, причем один – в страшной форме костного туберкулеза, заставляющего больную девочку из-за гнойных свищей передвигаться на четвереньках. Многие старались не заходить в этот дом, но не Максим, сознательно демонстрировавший отсутствие брезгливости и страха перед болезнью. За это он был награжден доверием со стороны Нёлёко, поведавшего ему тайны, о существовании которых не догадывались даже члены его семьи. Конечно, Максим ни о чем не жалел, несмотря на подорванное на Севере здоровье, жизнь с одним легким и запрет в дальнейшем работать в Заполярье. Его сердце все равно навсегда осталось в тундре, среди далекого, но по-прежнему нежно любимого ненецкого народа.

Ненецкий сказитель Нёлёко Вылко на охоте. Фото М.С. Синицына.

Остров Вайгач, 1949 год.

– Это сюрна^, – юла для гаданий, – пояснил Максим Сергеевич, передавая в мои руки темно-коричневый деревянный конус с ручкой, на гранях которого стояли зарубки от двух, в виде креста, до пяти. – Символ гармонии Неба – Нум и Земли – Я^,по.

Максим Сергеевич крутанул волчок между пальцами и он, проскрипев по столу забытую мелодию, завалился набок, выставив пять поперечных зарубок.

– Самблянг – пятерка! – оживился он. – Ты – светлый человек.

Вторая закрутка сюрны выявило число четыре.

– Это тет, что означает целостность четырех стихий – огня, воздуха, воды и земли. Пять плюс четыре, будет хасава ю^, – «мужская девятка», число девять, символ достаточности, завершенности и избранничества, – Максим Сергеевич был явно доволен результатом. – Теперь я могу передать все это тебе: родовой нож Нямбо, сюрну, волшебную стрелу Хэхэ-мунг, трубки и табакерку Нёлёко Вылки.

Сюрна^, – предсказательный волчок и Небесная стрела Хэхэ-мунг

со сгустком ядовитого вещества внутри. Фото автора.

– А как использовать кристалл? – спросил я, показывая на то, что Максим Сергеевич назвал «волшебной стрелой».

– Ненцы говорят: имеющий Хэхэ-мунг – знает все, а что не знает, спросит у Хэхэ-мунг, – уклончиво сказал этнограф. – Его только нужно зарядить, поставив острием вверх во время грозы.

Кристалл был с двумя вершинами, одна из которых расточена под мистическую тетиву; очень ровный, но весь обколот и с мутно-черным пятном внутри.

– Это сгусток ядовитого вещества, который поражает нгылёко – злых духов. Такие стрелы выпускают из своих луков три брата близнеца из Верхнего мира, а люди, живущие в Среднем мире, видят в это время вспышки молний.

– Шаманская ваджра! – догадался я, но, похоже, Максим Сергеевич был мало знаком с буддийской философией, отдавая приоритет православной традиции, в которой нашлось место и для понимания ненецких духов.

Позже, встречаясь с потомственным шаманом с Обской губы по имени Сэр Нум^,Ту – Белая Молния из рода Ядне, являющимся еще и мастером уникального боевого искусства ненецкого народа Хохорэй мин – «Путь Малого лебедя», я узнал интересовавшие меня подробности обращения с сакральными предметами с острова Вайгач: сюрна^,, Хэхэ-мунг, другими артефактами из этнографической коллекции Синицына.

► «Говорили старики, что волчок сюрна^, – это не просто магическая конструкция шамана, а ключ к утверждению взаимосвязи его обладателя с Высшими силами Небес и Земли, – объяснял Сэр Нум^,Ту. – Он – сущность, обладающая в некотором роде своим собственным личностным поведением и своими устремлениями. По сути, волчок ведет себя как талисман, представляя собой материализовавшиеся на каждую сторону пересечения и взаимодействия неких вселенских сил… Из старинных легенд ненцев известно, что сюрна^, шамана воспринимается как маленький символ Великой Гармонии. Энергия и информация Неба передается на Землю в область действия волчка, а затем переходит к шаману, выявляя у него особые качества. Все плохое сбрасывается на скрещенные линии[8], вырезанные на волчке, и сжигается, как противодействующие силы. Властелин духов – шаман использует эти энергии в собственных целях, усиливая свои способности, укрепляя здоровье, продлевая молодость и жизнь»[9].

Курительные принадлежности сказителя Нёлёко Вылки. Фото автора.

Берестяная табакерка. Ханты. Из коллекции З.П. Соколовой.

Мое внимание привлекли курительные трубки сказителя Нёлёко Вылки. Собственно, трубок было две, обе – самодельные. Одна имела миниатюрную вишнево-коричневую деревянную чашечку и мундштук из такого же материала с медным переходником на чубуке. Другая была вырезана из оленьего рога с мундштуком, сделанным из сплющенной со стороны загубника металлической трубки, которая крепилась к рогу с помощью обрезанной ружейной гильзы. В дополнение к этому имелась треснувшая плоская табакерка из бедра мамонта с деревянным дном и крышечкой с кожаной ручкой. Похоже, что чистили их последний раз очень давно, вероятно, еще на Вайгаче.

– Сам-то я не курю, а вот Нёлёко был страстным курильщиком, – сообщил Максим Сергеевич (он почему-то очень волновался, но как-то по-хорошему). – Однажды, во имя дружбы, я попробовал его табак… Плохо было, даже вырвало… Потом весь день голова болела.

Повертев в руках крышечку от костяной табакерки, Синицын положил ее на зеленый стол, потом сказал, по-стариковски растягивая слова:

– Ненцы, да и вообще на Севере, курили не тот табак, что сейчас продают, а гораздо крепче. Тот, кто послабже даже падал и терял сознание, если много выкуривал. А в старые времена его «пили», набирая в рот воды и пропуская через нее дым, как в кальяне.

Курильщики кальяна на улицах Самарканда. Фото начала XX века.

► Традиция водяного курения табака через специальный сосуд – кальян, применявшийся также и для употребления конопли, возникает на Ближнем Востоке и в Средней Азии. Бухарцы, контролировавшие еще с XIV века Восточную Сибирь, распространили этот обычай, но приживается он среди коренного населения в зачаточной форме – курение табака с набранной в рот водой[10]. Георгий Новицкий, входивший в состав миссии митрополита тобольского и сибирского Филофея Лещинского (1712 – 1715 гг.). пишет о курении среди остяков (селькупов) следующее:

«Паче же всего употребляют табаку китайского, его же нарыцают шар. Сего над вся дрожайшый и нужнейшый, здравию же своему мнять быти полезнейший. Употребляют же его необычно: мало воды в уста вземше, через воду дым в себе глотаеть, не мало от уст испущая, и тако оным поражаеться, яко весь трепеща трасеться, бледнееть; иногда падаеть аки неистовством и черною паражен немощию, донелиже прийде в себе».

Китайскому шару привозимому в Сибирь бухарскими торговцами, и обычаю «дымопития» отдавали предпочтение вплоть до XVIII века.

Старинные бухарские кальяны. Начало XX века.

«Это был табак особого приготовления, чрезвычайно тонкой резки, содержащий большое количество алкалоида никотина, – пишет А.В. Шаповалов в «Очерках истории и культуры потребления табака в Сибири». – Кроме того, что определяло его высокую цену на рынке, это еще и диктовало особенную манеру его потребления… «Китайский шар» втягивали резкими, глубокими вдохами, делая за один прием всего 2-3 затяжки. Дороговизна табака и специфическая манера его потребления способствовала распространению в Сибири курительных трубок с чрезвычайно маленьким объемом чашечки… Невзирая на то, какой способ курения был предпочтительнее, водяной или сухой, за одни прием потреблялся меньший объем табачной массы, зато в организм поступало значительное количество алкалоида никотина, от которого быстро наступала табачное опьянение и табачная зависимость»[11].

После продажи Петром I монополии на торговлю табаком англичанам, купцы обратились к царю с жалобой, что в Сибири их табак не пользуется спросом, уступая китайскому шару. Следствием этого продажа китайского шара в 1701 году была официально запрещена. Распространение некоциана – английского табака, а позже – черкесского (южнорусского) вытеснило и традицию «дымопития».

Женщина из Барабинской степи. Гравюра Жака Грассе де Сен-Совёра. Париж, 1788 г.

Богатая киргизская девушка. Гравюра, 1836 г.

– Трубки у народов Севера были своеобразной ценностью, раньше их не все имели, – продолжал рассказ Максим Сергеевич, описывая соответствующие артефакты, лежащие на столе. – Когда собиралась группа людей для общего курения, центральное место на земле увлажнялось, иногда даже мочой одного из присутствующих, в сырой земле палкой уминалось отверстие, и каждый вставлял наискосок свой мундштук – полый стебель. В ямку закладывали табак вперемешку с чагой, корой, дегтем, сверху – горящий трут, и курили через соломинку.

Чага на стволе березы.

► Добавки, предназначенные для усиления наркотических свойств табачного дыма или для улучшения его вкусовых качество известны давно. Народы Сибири и Крайнего Севера для этих целей использовали сухую кору осины, березы или тополя, опилки молодых побегов тальника, папоротник, мох, шляпки мухоморов, табачный деготь (трубочный нагар, особо богатый никотином) и, особенно часто, золу чаги.

Чага – черный нарост на стволе березы (реже – другого дерева), вызванный проникновением через поврежденный участок коры базидиального гриба трутовик скошенный (Inonotus obliquus). Тело чаги состоит из бесплодного мицелия гриба. Рост продолжается 10-20 лет и неизменно приводит к гибели дерева. Чага распространена по всей территории умеренной зоны Северного полушария.

В наросте содержатся различные кислоты: чаговая (агарициновая и гуминоподобная), другие органические (щавелевая, уксусная, муравьиная, ванилиновая, сиреневая, оксибензойная), тритерпеновые из группы тетрациклических терпенов (инонотовая и обликвиновая), а так же птерины, полисахариды, лепиды (триглицериды), стероиды (эргострерол, ланостерол, инотодиол), лигнин, фенолы, флавоноиды, кумарин и алкалоиды невыясненной структуры.

В народной медицине чага преимущественно используется как противоопухолевое, болеутоляющее, успокоительное, иммуномодулирующее, противогастритное и тонизирующее средство.

При заготовке чаги нарост вырубают топором, удаляют рыхлую внутреннюю часть, разделяют на куски и подсушивают. Для приготовления табачной добавки сухие куски чаги пережигают, а получившуюся золу перетирают в ступке.

Курение чаги с табаком дает очень мало дыма, что, по мнению некоторых исследователей, стало причиной ее столь частого применения народами Сибири, чья жизнь в прошлом была связана с охотой, где нельзя дымить, чтобы не спугнуть зверя.

Корякская курительная трубка. Северная Камчатка. 1901 г.

Из собрания Американского музея национальной истории.

Ненцы и другие народы не только курили табак, но еще нюхали, перетирая деревянными пестами вместе с золой ивы и чаги, а также жевали со свежими стружками, жиром, трубочным нагаром и все с той же чагой. Это помогало уменьшить голод, выдержать мороз, снять приступ арктической истерии – серьезного заболевания нервной системы, обусловленного условиями изоляции, свето- и цветоголоданием, суровыми условиями Севера.

Ненецкий мальчик у чума, жующий табак. Фото С.М. Чехова. Ямал, 1946 г.

Из архива М.С. Синицына.

Селькуп (остяк) из Кеу-пугол-а на реке Оби ниже с. Обдорска. Фотоархив РЭМ.

Женщины в чуме. Этнографическое фото. Западная Сибирь.

– А еще скатают шарик из табака, слюней и золы и закидывают за губу, – рассказывал Максим Сергеевич. – Так могут весь день проходить с шишкой за щекой, посасывать и плевать. А если нужно сделать что, так берут эту жвачку и прилепляют за ухом. Потом достают и снова сосут, пока все не развалится.

Селькупская сказка о табаке[12]

Ича пошел на охоту на лыжах и закурил.

Бог говорит ему: «Зачем мне дымишь? Мне дымно плохо».

Ича не стал курить, теперь в рот запихивает и ест.

Синицын еще много говорил о ненцах, поглаживая пышную седую бороду и поправляя очки, показывал старинные фотографии и рисунки, среди которых была даже карта Вайгача, сделанная местным охотником от руки цветными карандашами. Это было его время. Свой этнографический архив, включающий несколько десятков папок с записями эпоса, обрядовых песен, путевых наблюдений он намеревался продать заграницу, в Финляндию, чтобы хоть как-то обеспечить старость. Но ответа на свое письмо так и не дождался, скончавшись в результате долгой и мучительной болезни, которая началась еще более 50 лет назад на полярном острове Вайгач. Эта была одна из последних наших встреч, когда мы вот так просто сидели и разговаривали.

Женщина и мужчина с трубками. Кеты. Этнографические фотографии начала XX века.

Появившись в Сибири в XVII веке, табак прочно закрепился в культуре коренных народов, став платежным средством, непременным атрибутом общения, лекарством от всех болезней и магическим снадобьем в шаманских обрядах. Выдающийся этнограф В.Г. Тан-Богораз пишет о начале употребления табака чукотскими шаманами следующее:

«В старину шаманы не употребляли возбуждающих средств, но в настоящее время они перед началом сеанса часто выкуривают целую трубку чистого несмешанного соскобленным деревом[13] табаку, который действует как сильное наркотическое средство. Эта привычка перенята чукчами от тунгусских[14] шаманов, у которых распространено употребление не подмешанного табаку, как сильного возбуждающего средства»[15].

Дымом табака шаманы изгоняли болезнетворные силы, вызывали особые сновидения и галлюцинации, кормили духов, управляли стихиями, предсказывали будущее, искали пропавшую вещь или потерявшийся скот. Из табака делали настои, отвары и мази, помогавшие при кожных заболеваниях, ранах и язвах, головной боли и лихорадке.

В европейской медицине табак вначале воспринимался так же, как лекарство. Его использовали как средство от заболеваний дыхательных путей, слабительное и глистогонное, «благоприятное обращению слюнной жидкостью, находящийся в массе крови и железистых фильтрах». Известные врачи XVIII века Ван Свитен, Борхав и Бартолин рекомендовали табак от ревматизма, подагры, эпилепсии, водянки и невралгии. Жак Бросс в своей работе «Магия растений» упоминает об окуривании табаком прямой кишки с целью возвращения к жизни утопленников, для чего даже были изобретены особые трубки, снабженные мехами для нагнетания в задний проход дыма.

Клизма табачным дымом. Редкая иллюстрация из медицинского трактата XVIII века.

Понятно, что я не мог устоять перед искушением попробовать древнее снадобье от всех недугов, тем более, что и современные исследования, несмотря на общее мнение о вредности табака, позволяют судить о нем в ряде случаев именно как о лекарстве. Известно, что у некурящих людей язвенный колит бывает в два раза чаще, чем у курящих, а никотин, «убивающий лошадь», тем не менее, снижает вероятность развития болезней Альцгеймера и Паркинсона.

Аккуратно соскоблив римером нагар из трубок сказителя Нёлёко, я получил черное вещество, которое вполне можно было курить вместе с чагой или мезоамериканской рустикой – табаком мапачо. Наиболее целесообразно было воспользоваться традиционным способом «дымопития», многократно описанным этнографами XVII – XVIII веков. Это и усиливало эффект и не требовало большого количества смеси.

► «Остяки большие любители китайского «шара», или табаку, который они курят на особенный лад, а именно, когда они хотят покурить, они набирают полный рот воды, после чего заглатывают сразу табачный дым и воду, – дает описание один из участников Русского посольства в Китай (1692 – 1695) Адам Бранд. – Утром, когда они выкуривают первую трубку, то от проглоченного ими табачного дыма у них захватывает дыхание, так что они падают и в течение некоторого времени лежат без сознания, как будто у них припадок падучей, после же они приходят в себя».

Хакас из сёока Ах-Хасха (Белая Кость) рода  Салгыс А. П.  Сагояков

в традиционной одежде и с трубкой. Хакасия, 1970-е. Из собрания автора.

Поставив на деревянную трубку сеточку во избежание попадания табака в дымовой канал и набрав в рот слегка теплый чай, я поднес к чашечке огонь. Чуть опустив трубку вниз, я направил жидкость в мундштук, но не дал ей затечь, с бульканьем втягивая через нее дым в легкие. Он был едкий, горький, распирающий и вызывающий слезотечение. Я проглотил чай, обогащенный алкалоидами табака, задержал дым внутри, насколько было возможно, и выдохнул. В чашечке еще что-то оставалось, я повторил свои действия, чтобы выкурить все, невзирая на появившееся головокружение. Через несколько минут возникла тошнота и холодная испарина. На лицо было типичное отравление табачным дымом, очень похожее на то, что сопровождает первые опыты начинающего курильщика. Захотелось прилечь и закрыть глаза, так как свет действовал раздражающе. На экране внутреннего зрения пульсировали ярко зеленые пятна и двигались окружности, постоянно меняя свои очертания и цветовую насыщенность. Не заметив как, я уснул.

* * *

Корабль плавно покачивался у деревянного причала, скрипя такелажем и рангоутом. Через стекло иллюминатора в каюту падал свет, широкой полосой освещая лежащую на столе открытую толстую тетрадь, чернильницу с воткнутым пером и человека в дорогом камзоле, прикорнувшего на своей руке.

Идес пошевелился, стараясь прикрыть лицо от солнечных лучей, приподнял голову и вернулся из сна, первое время не понимая, где находится: то ли в родной Голландии, то ли в Архангельске, где жил и торговал до экспедиции, то ли в Москве. Да, ему приснилась Москва, но это был совсем незнакомый город с каменными башнями повсюду и такими же высокими одиночными стенами, внутри которых жили люди. Там же, в стене, размещался его тесный кабинет, совмещенный с библиотекой. Знакомые вещи: туземные трубки на суконном столе, старые морские карты, ножи с ручками из бивня я хора – «земляного быка», как называют находимые в земле кости мамонта самоеды[16]. Но почему самоядь, этих заклятых язычников, именуют во сне немцами[17]? И это странное: «шаман тунгусский»… Не колдун, не ворожей, а «шаман». Так можно назвать, если возникнет нужда, какого-нибудь дьявольских дел мастера или жреца сатаны[18].

До Тунгуски и Илима еще два месяца пути. Там находится богатая Фугания, где можно с выгодой запастись китовым жиром[19]. «Ну и угостил меня этот пройдоха Курза своим китайским шаром», – опять вспомнил о сне Идес и встал, разминая затекшие члены.

– Яшка! – вдруг крикнул он, вызывая слугу.

Я повернулся на звук, приоткрыл глаза и взглянул на настоящее сокровище – часы Гюйгенса[20], поблескивающие округлыми боками среди хлама, почти навязанного кем-то из прислужников Курзы: грубые трубки для «дымопития», мутный кристалл, табакерка с остатками китайского шара, деревянная юла, предназначенная то ли для гаданий, то ли для игры.

«34:90, – отметил я время, ставя босые ноги на холодный пол. – Значит, 34 минус 12 часов ночи и 12 часов дня, будет 10, а из 90 вычесть 60 минут, это 30 и еще час. Почти полдень!»

– Яшка, где ты, черт бы тебя побрал! – с угрозой повторил Идес и для убедительности несколько раз ударил кулаком по переборке. – Почему меня не разбудил? Быстро вскипяти воду, да ничего не забудь!

– Сейчас все будет, один момент!

«Берега Оби не обработаны от моря до реки Томь из-за сильных холодов, так что здесь не найти ни зерна, ни плодов, ни меда, лишь на кедрах растут какие-то орехи», – перечитал последнюю запись Идес и с шумом захлопнул дневник.

Приполярный Урал – Москва